Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. - Страница 57

Общими чертами представителей СССР в предвоенной Югославии были абсолютная преданность партийной линии и максимальное стремление к тому, чтобы как можно вернее и точнее исполнить приказания и пожелания государственного и партийного руководства и лично кремлевского самодержца. Самоотверженный труд по выполнению поставленных руководством задач подразумевался сам по себе, не вел к каким-то особым наградам и давал лишь возможность дальнейшего карьерного роста (Лебедев, Коваленко). Минимальные ошибки и чрезмерная инициативность беспощадно наказывались (Плотников, Самохин). Интересно сравнить фигуры официальных представителей СССР с представителями королевства Югославии, прибывшими в СССР в предгрозовое время накануне войны. Для примера мы можем взять самого югославского посла — Милана Гавриловича.

На протяжении всей своей дипломатической карьеры М. Гаврилович оставался независимым политиком — личностью, которая сама принимает решения и стремится к тому, чтобы вести независимую игру. Милан Гаврилович был лидером Сербской аграрной («земледельческой») партии, занимавшей активную антинемецкую позицию и опиравшейся на мелких предпринимателей и крестьян из сербской части Югославии. Поскольку эта партия умело использовала традиционные антинемецкие настроения сербских народных масс, после начала Второй мировой войны ее руководство смогло получить определенные дотации от английского правительства. Большая часть средств на нужды партии шла через руки партийного коллеги Гавриловича — Милоша Тупанянина. Согласно оценке одного из организаторов Управления специальных операций (британская разведывательно-диверсионная служба времен Второй мировой войны) Хью Дальтона, общие затраты короны до 27 марта 1941 г. составили свыше ста тысяч фунтов стерлингов. При этом вряд ли можно говорить о банальном подкупе, т. к. не только аграрии, но и большинство тех из участников заговора 27 марта, кто припадал к английским финансовым источникам, были искренне уверены в том, что Югославия должна продолжать свою традицию ориентации на союзников по Первой мировой войне.

С другой стороны, аграрии как наиболее демократичная партия меньше всех среди югославского политического бомонда были вовлечены в антикоммунистическую и антисоветскую политику, бывшую мейнстримом официального Белграда в 1918–1939 гг. Поскольку Коммунистическая партия Югославии была официально запрещена, аграрии были наиболее левой партией югославской официальной политики, поэтому именно им и удалось выдвинуть своего лидера на пост первого посла королевства Югославии в СССР. Умеренная левизна сербских аграриев, несмотря на все перепетии, сохранилась и в послевоенной Югославии, благодаря чему наиболее левым из них было некоторое время позволено находиться в парламенте и правительстве для придания видимости многопартийности ширме «народной демократии».

Собственное видение геополитических приоритетов Югославии Гаврилович ставил выше мнения королевского Министерства иностранных дел и правительства, которое направляло его в Москву. Показательный диалог состоялся между Гавриловичем и немецким послом в Югославии фон Херреном в июне 1940 г., накануне отбытия лидера аграриев к месту службы в СССР. Важно отметить, что воспоминания об этой беседе оставил сам Гаврилович. Согласно этим воспоминаниям, Гаврилович в разговоре совершенно игнорировал то, что Югославия проводила курс нейтральности. Он позволил себе такое в разговоре с представителем сильной и безжалостной страны, которая в то время уже показала свою военную мощь. И это несмотря на то что значил нейтралитет для Югославии, не имевшей ни одного военного союзника и окруженной кольцом союзных Германии реваншистски настроенных соседних стран. В результате фон Херрен прямо заявил, что, очевидно, югославский посол едет в Москву, чтобы постараться испортить германско-советские отношения. Это предположение Гаврилович тут же назвал «комплиментом», чем потвердил догадку немецкого дипломата. Более того, Гаврилович ясно дал понять, что оглашенная фон Херреном цель является для балканского политика приоритетной. Он храбро и решительно заявил: «Я люблю свою страну и отдал бы за нее и свою жизнь, и своих детей. Я буду защищать интересы своей страны до конца!» Столь патетическое заявление следует дополнить некоторыми деталями. Процитируем отрывок из недавно обнаруженных пространных мемуаров Бранко Лазаревича (1883–1963), выдающегося сербского интеллектуала, писателя и дипломата. «Состоялся путч. Радио вещает. Говорит король Петр II. Позднее оказалось, что король ничего не знает и что вместо него речь произнес молодой подпоручик. Вбежал в наш дом на улице Леди Колдри, 9 сын Милана Гавриловича и крикнул: “Кранты пакту!” (После этого он убежал из страны, и он, и вся его семья, и сегодня они в эмиграции.)» А вот как Б. Лазаревич описывал дальнейшее развитие событий, имевших место еще до того, как Германия напала на Югославию. «Начали наши самолеты летать над Белградом. Армия начала маршировать по улицам. Возбуждение до делириума… Через два дня, я думаю, числа тридцатого, состоялся в доме доктора Милана Гавриловича на улице Андры Николича длительный телефонный разговор с самим послом Гавриловичем… и сразу же после этого разговора вся его семья вместе с семьей Тупанянина выехала якобы в Боснию, а на самом деле через Болгарию в Стамбул».

Однако вернемся к прибытию Милана Гавриловича в Москву. Сразу же после приезда он развил бурную дипломатическую деятельность, которая нисколько не ограничивалась идеями и приказами его формального начальника — министра иностранных дел Сербии Александра Цинцар-Марковича, «скучного» карьерного дипломата, находившегося на дипломатической работе с самого начала трудовой деятельности (с 1921 г.). Отсутствие дипломатического стажа вовсе не смущало Милана Гавриловича, который пытался восполнить его богатым опытом балканского политика, готового к самым разнообразным «комбинациям». Уже в ходе первого официального визита в НКИД СССР Гаврилович постарался привлечь симпатии советских дипломатов любыми казавшимися ему уместными способами. Согласно воспоминаниям представителя советской стороны, Гаврилович «зашел так далеко, что настаивал на создании Балканского союза, руководствующегося славянофильскими идеями, в котором русский язык заменит различные славянские диалекты». Крайне показательно, что год спустя Милан Гаврилович отказался публично произнести эти свои слова и вообще что-либо произнести с трибуны Всеславянского митинга в Москве 10–11 августа 1941 г.