Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. - Страница 25


К оглавлению

25

При этом не стоит думать, что русская эмиграция вызывала у немцев исключительно положительное отношение. Сразу же после оккупации Югославии немцы активно занялись поиском «подозрительных» лиц, которых они находили и среди эмигрантов. В этих поисках им помогали многочисленные «сексоты» (которых называли «V-man» от «Vertrauensmann» — «доверенные лица»), среди которых также встречались русские эмигранты. В ряды этих «виманов» эмигрантов приводили различные интересы: энтузиасты работали по идеологическим мотивам и слали в гестапо свои доносы убористым почерком на десятках страниц; другие пытались получить какую-то корысть или свести личные счеты; наконец, были и те, кто сотрудничал с полицией еще до 1941 г. и перешел, как наследство, вместе с мебелью и наручниками, в пользование немецких оккупантов.

В то же время были русские эмигранты, которые из-за мотивов финансовой или политической природы, с симпатией относились к Англии и ее союзникам. Например, с французской разведывательной службой сотрудничали до 1940 г. Л. Неманови М. Лунин, с американской — А. фон Эден. Особенно активна была подрывная (иногда и в буквальном смысле этого слова) деятельность британской разведки, которая также прибегала к помощи русских эмигрантов. С англичанами сотрудничали А. Альбов, генерал Романовский и т. д.. Походила на шпионский боевик добровольная исповедь в гестапо Бориса Ходолея, также работавшего на англичан. Ходолей устроился работать водителем в английское посольство еще в далеком 1925 г., а потом сотрудничал в отделе посольства по пропаганде. На беседе в гестапо 16 июня 1941 г. он рассказал о том, что английское посольство с конца тридцатых годов превратилось в центр иллегальной пропаганды и подрывной деятельности с широкой зоной влияния, охватывавшей не только Югославию, но и Румынию, Грецию, Болгарию и даже некоторые районы Европейской Турции. Вскоре к получаемым дипломатической почтой стопкам пропагандистских материалов, перевозкой которых занимался Ходолей, присоединились и 50 — 80-килограммовые герметически запаянные банки. За это его зарплату подняли до 2500 динаров. Английские шефы Ходолея утверждали, что это обычные консервы на случай стихийных бедствий, но в то же время рекомендовали придерживаться особой осторожности при их переноске. В ходе эвакуации посольства после нападения Германии на Югославию Ходолей, согласно его заявлению, попытался удрать из посольства, но под дулом револьвера был вынужден подчиниться и сел за руль. Ему пришлось вести машину до города Ужице (сербский город на границе с Черногорией и Боснией), где англичане выкинули его из машины без денег и документов. В ходе этого поспешного бегства один из автомобилей английского посольства, нагруженный таинственными «консервами», попал в аварию, которая вызвала страшный взрыв, намного превосходящий обычный взрыв бензина. Одной из важнейших целей английской «подрывной деятельности» стал Джердап — узкое место Дуная, где была запланирована диверсия для прекращения судоходства по реке. История эта имела продолжение — часть взрывчатки, которую не успели увезти англичане, была унаследована коллегами из американского посольства, которые, в свою очередь, также не успели ее использовать и зарыли в садике рядом с резиденцией. Там ее и обнаружили после эвакуации американского персонала сотрудники гестапо и сербской Специальной полиции. Интересно отметить, что в английскую попытку саботажа на Дунае в районе Джердапа также вмешались русские эмигранты: местный сотрудник сербского муниципалитета Леонид Чухновский и журналист Александр Ланин. После начала Апрельской войны именно благодаря их стараниям провалилась еще одна попытка подрыва Сипского канала (в районе Джердапа) и немцам удалось захватить этот канал неповрежденным.

Среди эмигрантов были группы, которые находились в списке особо опасных врагов рейха. Прежде всего это были эмигранты еврейского происхождения, пострадавшие вместе с еврейской диаспорой Югославии. Уже 16 апреля 1941 г. в Белграде появились развешанные немцами плакаты с сообщениями о том, что под страхом смертной казни все еврейские жители Белграда должны собраться 19 апреля перед зданием городской полиции. Дальнейшей судьбой этих несчастных были страдания и смерть в лагере Баница, в пригороде Белграда. По завершению этой операции гестапо перешло к поиску «скрытых евреев», в том числе в рядах российской эмиграции. Судьба тех, кого подозревали в еврейском происхождении, была различна. Более богатые и ловкие находили способ спастись. Например, Г.И. Флекснер занимался скупкой золота и драгоценностей у эмигрантов, а также держал ювелирную лавочку, на открытие которой в двадцатые годы получил ссуду от местной еврейской общины. Ситуация, таким образом, выглядела фатально, но вскоре в его досье в гестапо появилась справка о том, что он страдает от ряда смертельных, неизлечимых и хронических болезней, ввиду чего преследование было временно приостановлено. Вскоре следователь СД подшил к делу и справку «Бюро по делам русской эмиграции» об абсолютно арийском происхождении ювелира. И, в конце концов, Г.И. Флекснер предьявил немецким следователям документ, свидетельствующий о том, что он является гражданином нейтрального государства — Швеции. Проверивших документ и убедившихся в его аутентичности следователей гестапо просто потряс последний факт, т. к. они никак не могли понять, как этот ловкий россиянин, не покидавший Белграда, смог так быстро получить шведский паспорт. К сожалению, такая ловкость и финансовые возможности были, скорее, исключением в рядах российской эмиграции еврейского происхождения. Куда ближе трагическому правилу была судьба Самуила Ровинского, работавшего до начала Второй мировой войны врачом в г. Лазаревац неподалеку от Белграда. Еще до войны он женился на сербской медицинской сестре, с которой работал, и, таким образом, полностью интегрировался в жизнь этого сербского местечка. У своих пациентов Ровинский пользовался заслуженным авторитетом не только как образованный специалист (он с отличием окончил Харьковский университет), но и как просто добрый человек, который лечил бедных пациентов бесплатно. После его ареста в 1941 г. более ста сербов, его знакомых, соседей и пациентов, написали прошение на имя министра внутренних дел Сербии, чтобы последний убедил генерала Недича обратиться с личной просьбой к гестапо о его освобождении. В результате Ровинского отпустили на свободу, но вскоре немцы передумали и вновь приняли решение его арестовать. Доктор Ровинский попытался скрыться, и тогда люди, подписавшие петицию об его освобождении, были арестованы в качестве заложников. Несчастный доктор вернулся домой, простился с семьей и повесился на пороге собственного дома.

25