Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. - Страница 71

Поэтому сам факт участия Зарубина в «Русском проекте» в Стамбуле свидетельствует о серьезном внимании, с которым к этому проекту относился СССР. Не просто так вытесняли СССР из переговоров и сами англичане. Дело в том, что вопреки формулировке М. Вилера (цитируемой К. Николичем) Зарубин участвовал в переговорах о сотрудничестве советской и британской разведки с полковником Гинесом еще 14–29 августа и уже тогда подписал договоренность о сотрудничестве УСО и НКВД, а окончательные переговоры «полковника Николаева» и Бейли состоялись 5–7 сентября. Важно и то, как был обставлен отказ английской стороны послать советского офицера связи в Югославию в составе совместной миссии. Первоначально, по словам В.Трбича, англичане выразили готовность не посылать офицеров союзников (как советских, так и английских) вообще, чтобы таким образом скрасить свое нежелание видеть советского разведчика при штабе Д. Михайловича. И лишь за двенадцать часов до отправления каирский штаб УСО «внезапно передумал» и включил в миссию капитана Дуейна Хадсона. Возможно, это был первый, но никак не последний случай взаимного надувательства, ставшего основной чертой почти бесплодного сотрудничества НКВД и УСО в годы Второй мировой войны.

В контексте «Русского проекта» нельзя не отметить работу сотрудника кафедры истории С.-Петербургского государственного университета экономики и финансов профессора Б.А. Старкова, выступившего в 1996 г. в Белграде с коротким рефератом на тему «Панславянская идея в Советской России. Новые документы, новые подходы». Большую часть реферата Б.А. Старков написал на основании до сих пор не опубликованных советских документов о действиях советской военной разведки накануне Второй мировой войны. Среди них, по словам Б.А. Старкова, были планы советского военного атташе в Болгарии В.Т. Сухорукова (1934–1937 гг.), стремившегося связать между собой панславистски и антигермански настроенных офицеров Болгарии и Югославии, подключив к этому агентов из числа русских эмигрантов. Среди перспективных кандидатур в военной элите В.Т. Сухоруков планировал привлечь к этому проекту болгарского генерала Владимира Заимова и сербского военного атташе в Софии, полковника югославского Генштаба Д. Михайловича. Позднее В. Заимова действительно завербовал в 1939 г. преемник В.Т. Сухорукова — И.А. Венедиктов. В.Заимов работал на РУ РККА в Болгарии до 1942 г., когда был арестован и расстрелян, причем посмертно он получил звание Героя СССР. Исследователи биографии Д. Михайловича К. Николич и Б. Димитриевич также упоминали о существовании неформальных связей Д. Михайловича с панславистски настроенными болгарскими офицерами и болгарской оппозицией вообще.

В 1937 г. В.Т. Сухоруков был арестован и освобожден лишь в 1955 г. Согласно документам, изученным Б.А. Старковым, в августе 1941 г. заключенного Сухорукова этапировали в Москву, где он дал подробные объяснения о знакомствах и связях, завязанных им в Софии. Большинство разговоров с ним вел не кто иной, как В.М. Зарубин. Зная, что «полковник Николаев» из «Русского проекта» и В.М. Зарубин — одно и то же лицо, мы можем еще раз оценить значение переговоров Бейли — Зарубин — Джонович. Есть и еще одно свидетельство того, насколько важным для СССР был положительный исход переговоров в Стамбуле. Предполагавшаяся поездка в СССР югославских пилотов была необходима для того, чтобы они вылетели из СССР в Югославию для установления связи с повстанцами; так как дальность полета была предельной, советская сторона согласилась с тем, чтобы после посадки самолеты были подорваны. Ж. Топалович вскользь упомянул в своих мемуарах об еще одних инициированных Москвой переговорах по организации советской миссии при штабе ЮВвО, имевших место в 1942 г. и также прерванных из-за сопротивления Лондона.

Английские попытки помешать установлению советских контактов со штабом ЮВвО не остановили советской стороны. В августе — сентябре 1944 г. СССР попытался установить связь с ЮВвО через Ф.Е. Махина. Российский исследователь биографии Ф.Е. Махина В.А. Тесемников считает, что этот царский казачий офицер, а в годы Гражданской войны эсер и участник Белого движения, стал в предвоенные годы важным агентом советской разведки. Кроме того, на основании работ придворного титовского историка В. Дедиера и статьи в эмигрантской газете «Новое русское слово» В.А. Тесемников пришел к выводу о том, что в 1941 г. Ф.Е. Махин некоторое время был у четников, ушел от них к партизанам и отказался вернуться назад в штаб ЮВвО, чтобы установить связь с Д. Михайловичем по заданию Москвы.

Дедиер описывал все эти события как «злую волю Москвы»: «Я думаю, что Тито знал, что Махин работает на советскую разведывательную службу. Во всяком случае, 15 сентября 1942 г. прибыло “совершенно секретное” сообщение Коминтерна для Тито. В этом сообщении было указано, что Махин должен быть послан в штаб Дражи Михайловича… Тито смог помешать этой попытке установления контактов под предлогом того, что Махин уже слишком старый и болезненный, а его переход в штаб Д. Михайловича очень сложное задание».

Примерно ту же картину можно обнаружить в фондах переписки ЦК КПЮ и ИККИ. Имя Махина впервые было упомянуто самим Тито в регулярном радиообмене между ЦК КПЮ и ИККИ, который, как обычно, велся по-русски. В сообщении от 31 августа 1942 г. Тито писал следующее: «У нас с самого начала партизанской войны находится русский эмигрант, полковник Федор Махин. Он сначала был в Черногории, а теперь находится в нашем Штабе и занимается публицистикой. В Черногории его вместе с профессором Милошевичем захватили четники, но наши части их освободили. Он держится хорошо, сейчас намеревается писать книгу о боях в Югославии, о Драже Михайловиче и т. д. Просим узнать мнение НКВД о нем и сообщить нам». До этого Тито уже неоднократно критиковал Д. Михайловича в своих отчетах для ИККИ, и поэтому более чем заметно стремление Тито получить из Москвы запрос о том, что же пишет Ф. Махин о Д. Михайловиче.